Для португальцев этот переход длиной 70 километров был отдыхом, а нам он должен послужить антрактом перед началом третьего акта пьесы.

Прослышав о конфликте в Килиндини, малиндский султан Сайид Али, давний враг и завистник момбаситов, устраивает португальцам восторженный прием. Надеясь заручиться поддержкой Васко в своем давнем конфликте с могущественным южным соседом, он готов исполнить любую его просьбу. На живописных улицах Малинди, проложенных через плантации кокосовых пальм, на площади у мечети с уже знакомым нам минаретом в виде гигантского фаллоса, который португальцы сочли главной достопримечательностью городка, на его шумном, ярком и богатом базаре — повсюду Васко и его спутники встречают красивых, утонченно вежливых людей с яркими чалмами на головах. Так португальцы впервые собственными глазами видят жителей той страны, попасть в которую столь давно мечтают, — индусов, как именуют их хронисты.

На пышном приеме на лужайке у своего дворца султан Сайид Али потчует христианских гостей не только изысканными восточными сладостями, но и, главное, ласкающими их слух рассказами о богатстве Индии. Васко слушает, хвалит халву и лукум, а когда над лужайкой вспыхивает фейерверк, переходит к главному.

— Мой король имеет такую артиллерию и такие корабли, что они могут заполнить моря Индии, — и не думая краснеть от заведомой лжи, говорит он Сайиду Али. — Португальцы могут помочь владыке Малинди победить его врагов. У султана будет могущественный покровитель.

— Чем же я могу отблагодарить великого короля?

— О, сущим пустяком. Король сочтет за величайшую услугу, если ваше султанское величество не откажет дать мне опытного лоцмана, способного провести наши каравеллы в Индию.

Сайид Али щелкает пальцами, и тотчас же чернокожий визирь предстает перед султаном. Он покорно выслушивает его приказание и, кланяясь, удаляется.

Проходит день, и во время другого приема, уже на борту «Сан-Рафаэла», к Васко подводят сурового вида мужчину средних лет.

— Малемо Кано, — рекомендует его султан португальцам. — Великий король Португалии будет доволен нами: лучшего лоцмана не сыскать во всем Индийском океане.

В оценке лоцмана он не ошибся. Под именем Малемо Кано португальцам был представлен араб, оманский лоцман Ахмад ибн Маджид — один из просвещеннейших людей восточного мира тех времен, автор по крайней мере 37 дошедших до нас работ по географии и навигации, «лев моря», как называли его современники.

Но не пора ли нам начинать последний акт нашей пьесы? Он будет коротким, потому что чем дальше каравеллы португальцев удаляются от африканского побережья, тем меньше у меня оснований рассказывать в этой книге о плавании Васко да Гамы.

Всего лишь 26 суток понадобилось оманцу для того, чтобы провести европейскую флотилию к берегам Индии, в порт Каликут. У Васко да Гамы и Ахмада ибн Маджида было время, чтобы поговорить. Было о чем поговорить и двум мореходам, представителям двух народов, стоявших тогда на самых передовых рубежах мореходного дела Запада и Востока. Но Васко, считавшего путь в Индию уже открытым, теперь навязчиво интересовало лишь одно — золото! Даже беглого знакомства с суахилийскими городами было ему достаточно, чтобы понять: желтого металла там немало. Уж не находился ли он в преддверии легендарного Офира и Пунта, где черпали свои золотые запасы фараоны? И не те ли это были воды, где плавали груженные золотом доу, о которых доносил Ковильян, возбудивший в Лиссабоне аппетиты своими рассказами о богатствах Софалы? Вот это-то и хотел Васко выведать у Маджида.

— Суфалат ат-Тибр? Золотая Софала? — загадочно улыбаясь, говорит лоцман. — Да, ваши корабли прошли мимо этого порта. Да, это большой порт. Он принадлежит людям Мономотапы, то есть «владыки рудников», которые разрабатывают много, очень много россыпей золота.

Так Васко да Гама впервые убеждается, что напал на нужный след. Однако больше, судя по записям хронистов, Ахмад ибн Маджид почему-то ничего не сказал. А мог бы, потому что в своей «Софальской урджузе» — лоции для плавания в восточноафриканских и мозамбикских водах, написанной в самом начале XVI столетия, то есть сразу после плавания на «Сан-Габриэле», — он не делал секрета из торговых связей Мономотапы.

В разговоре с Васко оманский лоцман бросает своему собеседнику еще одну кость. Подтвердив сказанное еще Масуди, он обмолвился, что желтый металл добывают вплоть до устья Лимпопо. «Чистое золото из этих, мест вывозят через порт Мамбане, что в устье реки Сави», — говорит он. В этом названии португальцам слышится имя царицы Савской, имевшей, как гласит легенда, доступ к сказочно богатым золотым рудникам в самом сердце Африки…

Так в судовом журнале «Сан-Габриэля» появляется запись, полная алчных надежд: «Нам сказали, что земля Иоанна расположена неподалеку от Мозамбика… Эти сведения и многое другое, о чем мы прознали, наполнили сердца наши таким счастьем, что мы плакали от радости».

Наконец вечером 20 мая 1498 года муссоны доносят парусники Васко да Гамы до Каликута! Проходит не так уж много времени, и Маджид с ужасом отмечает, что приведенные им в Индию португальцы, еще совсем недавно «приятные собеседники», превратились в ненасытных хищников, обрушившихся на мирную жертву. «Я ляйта ши’ри ма якуну минхум!» (О, если бы я знал, что от них будет!) — восклицает он, горько раскаиваясь в помощи, оказанной им португальцам. Люди поражались их делам…

Закончим здесь нашу пьесу, тем более что время близится к полуночи и тропический ливень вот-вот закроет нашу главную сцену — Индийский океан — сплошной дождевой завесой.

Глава шестьдесят четвертая

Вечером на приеме в губернаторском дворце я узнал: в ближайшие дни португальцы будут эвакуировать с острова все свои архивы, большую часть экспонатов музеев и убранства дворцов. Ящики начнут заколачивать сразу же, как только будет закончен десерт и выпито шампанское.

Упустить такой шанс — прикоснуться к не доступным почти никому на протяжении веков колониальным архивам и хоть краешком глаза взглянуть на уплывающие в Лиссабон реликвии конкистадоров? Нет, это было бы преступлением!

Прием еще не закончился, а я уже имел согласованное с губернатором разрешение Жоао ночью и днем иметь доступ к материалам, уплывающим с острова.

Что можно было сделать за это дарованное мне судьбой время, вылившееся в три ночи и два дня? Не много, если мыслить категориями серьезного исследователя. И очень много, если говорить об эмоциональном настрое, о понимании атмосферы и колорита той далекой эпохи португальского проникновения в Африку. Эпоха эта у нас почему-то очень мало известна, хотя она не менее богата событиями, своими героями и своими злодеями, чем описанный во всех деталях период испанских завоеваний в Америке.

Это «почему-то», впрочем, перестало быть для меня загадкой, как только я попал в архивное помещение дворца. Грифы «Confidencialmente», «Secretamente», «Em rigoroso segredo» («Конфиденциально», «Секретно», «Совершенно секретно») были на всех без исключения папках и ящиках, будь то подшивки издававшейся в 1783 году в Гоа газеты или данные об урожае ореха кешью в хозяйстве какого-то плантатора в долине Лимпопо.

В ящиках за огромными, с гербами и коронами, сургучными печатями хранились копии интереснейших документов первых лет проникновения португальцев в Юго-Восточную Африку. «Софала, Софала, Софала» — это название десятки раз повторяется в любом письме или указе, следовавшем с берегов Тежу. В Софале — и причем не без основания — португальцы видели основной канал, по которому изливается африканское золото, овладеть которым им так не терпелось. Их главными врагами и конкурентами на «золотых путях» в Индийском океане были мусульманские купцы, и поэтому на них Лиссабон обрушил всю свою военную мощь.